:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
§ RUZZIA SMELL YOUR BS
«Начинаю понимать, что это билет в один конец»
Как устроена служба в «Бермудском треугольнике» —
бригаде роzzийской армии,
в которой погибает и пропадает без вести большинство мобилизованных
«Может, он все же жив?»
Тело 30-летнего Игоря А., до войны работавшего продавцом,
пролежало под украинским селом Водяное чуть больше года.
Все это время семья продолжала искать его среди раненых
и пленных, рассказывает «Берегу» мачеха военного Светлана.
Отправляя заявки на розыск бойца в украинские боты,
она представляла, как пасынок «летает по фронту неприкаянным»,
потому что «о судьбе ребенка не было известно вообще ничего».
От сослуживцев Игоря она узнала,
что то ли 11, то ли 12 марта 2023-го он якобы попал под обстрел
и «лежал на земле с открытыми глазами».
Кроме этого, она слышала лишь название «Водяное»,
которое пасынок упомянул в последнем телефонном разговоре.
Именно из этого села ВС РФ тогда пытались наступать на Авдеевку,
раз за разом посылая людей на штурм — и неся огромные потери.
«На фронт ему почему-то хотелось очень сильно. Краски жизни посмотреть, —
вспоминает Светлана. — Мы его отговаривали — но он не отговаривался.
Его ведь здесь ничего не держало — кроме жизни.
Семьи своей — ни жены, ни девушки — не было у него».
Новобранец погиб на первом же боевом задании —
на третий день службы в 1-й Славянской мотострелковой бригаде.
Его тело нашли только весной 2024-го:
22 апреля семье А. позвонил следователь и сообщил,
что обнаружен «скелет в очках»
(то, что это Игорь, определили по армейскому жетону;
окончательно это должен подтвердить анализ ДНК).
«Ему по зрению нельзя было в том наступлении быть:
у него при стрельбе перед глазами мишени раздваивались, —
говорит Светлана. —
Но людей в его бригаде не хватало —
и просто пихали всех, куда нужно было».
Подразделение продолжило воевать под Авдеевкой
еще год после гибели Игоря, и 10 марта 2024-го
на том же направлении пропал контрактник из Башкирии Марсель К.
Как и Игорь, он погиб во время первого же штурма.
«Марсельку якобы убило дроном под Авдеевкой —
и он остался в блиндаже, засыпанный землей, —
сказала „Берегу“ сестра К. Винера. —
Другого парня с нашего села Семено-Макарово уже привезли
и захоронили — а вот братишку вытащить не могут.
Просто сказали: „Соболезнуем, он умер“.
А где тело, если он умер?
Может быть, мой братишка все же жив и где-нибудь там
в подвале [в плену] сидит?
Может быть, он без памяти?
Может, в госпитале?
Может, ему помощь нужна?»
Как раз для таких ситуаций Винера просила Марселя
«наколоть себе на руку» ее телефон — чтобы с ней всегда могли связаться.
Сделать этого он не успел:
от подписания контракта
до первого боя прошло всего две недели.
Перед отправкой на войну К. признался,
что ему «очень страшно».
Подписать контракт его вынудили, считает Винера:
«У Марселя папа (у нас с ним разные) всю жизнь воровал.
И когда пошел воровать трубы,
чтобы [сдать на металлолом и] заплатить за свет,
взял с собой Марсельку».
По ее словам, брата припугнули —
либо он идет на СВО, либо в колонию —
а оттуда его все равно заберут на фронт:
«Все ребята попадаются так: у кого дом сгорел,
у кого еды нету, у кого нет житья-бытья —
всех отправляют на СВО».
Винера утверждает,
что сельсоветам Башкирии сверху спущена разнарядка:
каждую неделю отправлять на фронт по одному человеку.
Авдеевку оккупировали 17 февраля 2024 года,
но бойцы из 1-й Славянской бригады продолжили пропадать на фронте.
Подразделение двинулось дальше —
перерезать пролегающие за городом пути снабжения ВСУ.
27 апреля 2024-го муж кемеровчанки Евгении позвонил ей прямо
с боевого задания — попрощаться:
«Сказал, что их обстреливают — и они не могут идти дальше».
Еще один военнослужащий с позывным
«Нэкст» позвонил своей младшей сестре,
югорчанке Наталье, 19 мая 2024 года —
накануне очередного штурма.
«Наташ, поставь свечку за меня.
А то я начинаю понимать,
что это поезд с билетом в один конец», —
пересказывает она последний разговор с братом.
51-летний ветеран миротворческой операции
в Абхазии никаких подробностей о задании не раскрыл —
и на связь больше не вышел.
Повестка «Нэксту» пришла,
когда он работал на вахте в ХМАО.
Через три дня он был уже под Донецком.
Сестра утверждает, что узнала об этом,
когда он был уже на сборном пункте,
и не успела его отговорить.
Сам он не стал ничего рассказывать
о своем решении родным.
Лишь после его пропажи Наталье удалось узнать,
что он был ранен, лежал в госпитале,
однако не получил должного лечения.
Впоследствии с травмой колена, ранением руки,
осколками его снова отправили на штурм —
«недолеченным, хромым, с перебинтованной ногой».
«Только сейчас, когда он пропал,
я по его друзьям собрала информацию — говорит Наталья. —
Я даже не знала, что он ранен был!
Что в госпитале лежал.
Выяснилось, что была и травма колена,
и ранение руки. Ничего не долечено,
осколки не достали.
И вот как затянулось,
так он на тот штурм и пошел —
то есть хромой, с перебинтованной ногой».
В бригаде на ее расспросы
о судьбе брата отвечают двумя короткими фразами:
«делаем все возможное» и «бывает, ребята возвращаются».
«В такой момент мне хочется спросить у них,
видели ли они вообще видео с дронов,
когда брошенных [оставшихся без поддержки] добивают? —
говорит Наталья. —
Господи, это так страшно смотреть,
но я каждый день смотрю этот канал —
неопознанные трупы, пленные…
Волосы просто шевелятся на голове.
Мозг же не рисует хорошие картинки —
мозг рисует ужасы».
..........